В октябре 1924 года в Париже увидел свет первый «Манифест сюрреализма» (сам термин был в ходу с 1917-го). А также памфлет под названием «Труп», в котором сюрреалисты призывали всех поплясать на крышке гроба только что умершего Анатоля Франса. «В погребении отказать!» – объявлял лидер движения Андре Бретон. «Вы когда-нибудь давали пощечину мертвецу?» – вопрошал Луи Арагон.

Во всех их затеях было много детского. В том числе – и детская жестокость, особенно по отношению к чужим. Франс для них олицетворял буржуазного писателя. А всё буржуазное они презирали и ненавидели, будь то система ценностей, образ жизни, вкусы, произведения искусства. Например, роман третировался как буржуазный жанр. Поэтому Арагон подверг публичному уничтожению свой роман «Защита бесконечности» — от него остался лишь отрывок «П…а Ирены» (по словам Альбера Камю, «лучший, красивейший текст, затрагивающий эротизм»).

Агрессивная антибуржуазность не мешала Арагону вести светский образ жизни, Магритту — быть добропорядочным семьянином и т.д. Более того: самих сюрреалистов называли «молодыми взбалмошными буржуа, которые хотят уничтожить культуру, потому что им дали образование» (Ж.-П.Сартр).

Сны наяву и другие забавы

«Изысканный труп будет пить молодое вино» – эта симпатичная фраза случайно возникла во время игры в «чепуху» (или буриме) и стала чем-то вроде пароля сюрреалистов. К своим играм сюрреалисты относились по-детски серьезно. Они верили, что случай – это привет из сюрреальности. Бродили без цели по улицам Парижа. Или внезапно отправлялись в какой-нибудь город, ткнув наугад пальцем в карту. Культивировали всё случайное: совпадение, чудо, встречу, оговорки (по Фрейду) — все рифмы жизни, называя их «объективными случаями». Считали «автоматическое письмо» — когда автор не осознаёт, что и как пишет, — лучшим способом выражения.

А еще они верили в то, что сновидение, глюк снимает противоречие между грезой и реальностью. И другой их любимой игрой были «сны наяву» – гипнотическое (или наркотическое) погружение в транс. Правда, после того, как во время погружения поэт Деснос бросился с ножом на поэта Элюара, играть в нее перестали.

То, что выходило за пределы нормы, означало прорыв к сюрреальности. Немотивированные преступления считались выражением «чистого бунта» и «абсолютного зла», воспетого Лотреамоном. И девушка, отравившая своих родителей, казалась им символом сопротивления гнету буржуазной семьи.

«Все индивидуальное – антиобщественно», — говорили сюрреалисты, требуя свободы для пациентов психушек, таких же «героев и мучеников», как «дивный маркиз» де Сад, Ницше, Бодлер. В ряду их кумиров также были: сумрачный граф Лотреамон, Аполлинер, В.И.Ленин, Артюр Рембо, Чарли Чаплин, доктор Фрейд и Лев Давидович Троцкий…

«Нормальность ставит меня в тупик», – признавался Сальвадор Дали. Бретон и Элюар призывали к симуляции сюрреалистических состояний – дебильности, маниакальности, прогрессивного паралича и т.п. Ибо верили — «человека может утешить лишь пьянящая сила собственного бреда. Тогда он перестанет сторониться людей и самого себя».

Кто-то в симуляции и не нуждался. Так, Антонен Арто, теоретик «театра жестокости», большую часть жизни провел в психушках. Тот же Дали имел диагноз «параноя». Печально внушителен и список участников движения, покончивших с собой. Но известно: из заурядного человека болезнь делает придурка, из талантливого – гения.

Впрочем, такие мэтры движения, как Бретон, Элюар, Арагон или Магритт, были абсолютно нормальны. Просто им нравилось все, что разрушает, давит, вгоняет в дрожь. На ура был встречен фильм Дали и Бунюэля «Андалузский пес» (1928). Глаз, располосованный бритвой; человек, тычущий тростью в отрубленную руку; муравьи, ползущие из дыры на ладони; разлагающиеся ослы… Зрители падали в обмороки, случилось два выкидыша. На круг же 17 минут сюра – и вечная слава!

«Самый простой сюрреалистический акт состоит в том, чтобы с револьвером в руке выйти на улицу и стрелять наугад, сколько можно, в толпу», — писал Бретон во «Втором манифесте сюрреализма» (1929). Кажется, для них не было ничего святого. Но нет – табу были. Дали вспоминал: «Изображать кровь мне разрешили. По желанию я мог добавить туда немного каки. Но на каку без добавок я уже права не имел. Мне было позволено показывать половые органы, но никаких анальных фантазмов […] К лесбиянкам они относились вполне доброжелательно, но совершенно не терпели педерастов».

В жизни, не считая внутренних разборок и мелких скандалов, пьяных драк и т.п., сюрреалисты чересчур далеко не заходили. Самые радикальные их акты – это аплодисменты на показе фильма «Броненосец «Потемкин» (1926) и пощечина, которую Бретон дал Илье Эренбургу на Конгрессе в защиту культуры (1935).

Прекрасная Дама сюрреализма – русская женщина Гала. Ее первым мужем стал Поль Элюар, от которого она родила дочь. Один из ее многочисленных любовников – художник Макс Эрнст. Они пытались жить втроем, пока на горизонте не возник Сальвадор Дали. Ему было 25 лет, и он был девственником-онанистом. Страстная дружба с Фредериком Гарсиа Лоркой так и осталась (если верить Дали) платонической. А вагина вызывала у него неодолимое отвращение.

Гала была на 10 лет старше Дали и несоизмеримо опытнее. Он посвящал любимой стихи, несколько однообразные, но искренние: «…Ее глаза похожи на ее анус/ Ее колени похожи на ее уши/ Ее ягодицы похожи на палец ее руки…»

Быть коммунистом

Слова «бунт» и «революция» – ключевые в арсенале сюрреалистов. «“Любовь, красота, бунт”. “Переделать мир”, как говорил Маркс, “изменить жизнь”, как говорил Рембо: для нас эти два приказа сливаются в один”» (Бретон). Наверное, коммунизм казался им таким же свежим и эпатажным, как творчество душевнобольных или дикие преступления юных дев. В 1927 году Бретон, Арагон, Элюар, Юник и Пере вступили в компартию Франции.

На страницах журнала «Сюрреалистическая революция» (1924-1929) в причудливом миксе сопрягались: апология де Сада как мученика атеизма и почтительные цитаты из Энгельса, запрещенный цензурой текст «Свобода или любовь» и славословия в память о председателе ВЧК Дзержинском (надо уметь быть «низменным полицейским», если это требуется «для спасения мира»). Здесь же кощунственная эпитафия погибшим на войне: «Давай, вперед, уродина, / Ведь это ради родины./ Мы и подохли скопом/ Засунув палец в жопу…». («Мы сюрреалисты, мы не любим свое отечество»)

Дабы подразнить товарищей-коммунистов, Дали решил написать Ленина «с ягодицей трехметровой длины […] На руках у него будет маленький мальчик – это буду я. Но он будет смотреть на меня людоедскими глазами, и я закричу: “Он хочет меня съесть!..”» Картина называлась «Загадка Вильгельма Телля» (1933) Но «лирическая ягодица» Ленина никого особенно не шокировала. (Зато шокировала «мягкая, пухлая спина» Гитлера, очаровавшая Дали.)

Быть одновременно коммунистом и сюрреалистом оказалось нелегко. Глядя на картины Эрнста или Кирико в журнале «Сюрреалистическая революция», товарищи из КПФ спрашивали: «Что это означает?». Кроме того, сюрреалисты предпочитали кесарю Сталину изгнанника Троцкого – он как раз входил тогда в моду. И в конце концов Бретона и Элюара из партии исключили (Элюар потом вернется).

Арагон к тому моменту был уже женат на Эльзе Триоле, она же – Эльза Каган, сестра Лили Брик, но не такая сексапильная. («Прямая противоположность женщины», – говорил Бретон). Тем не менее Эльзе удалось обратить красавца-мужа в правоверного коммуниста. И вместо забойных манифестов и причудливых стихов он стал писать скучные статьи о соцреализме и романы о коммунистах. (На склоне лет Арагон скажет: «Я исковеркал свою жизнь».)

Троцкий отнюдь не был поклонником «бунтующей богемы». Но ему, загнанному в угол, нужны были сторонники. Манифест «За независимое революционное искусство» (1938), написанный Бретоном и Троцким, обличал левую интеллигенцию Запада, «вставшую на колени перед советской бюрократией». И если бы не ледоруб Меркадера – кстати, вполне сюрреалистический акт! – их сотрудничество вполне могло обернуться какими-нибудь красочными неожиданностями.

… Последний всплеск сюрреализма случился во время «Красного мая 1968-го». Он проходил под лозунгами: «Да здравствует сюрреализм!», «Будьте реалистами – требуйте невозможного», «Вся власть воображению!», «Насилуйте вашу alma mater» и т.п. А в октябре 1969-го манифест в «Монде» объявил о конце движения сюрреализма.

Нам же по признаку сродства достались: расчленёнка Сорокина, сны Пелевина, эскапады Лимонова, глюки Проханова и замогильный смешок Мамлеева.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>